Погибшая была задержана за неправильное, с точки зрения полиции нравов, ношение хиджаба. Через некоторое время после начала протестов требования стали приобретать в том числе политический характер – некоторые призывают к смещению духовного лидера аятоллы Хаменеи и полной смене режима. Однако аналитики обращают внимание на то, что именно политические требования так и не стали основными. Старший научный сотрудник Центра изучения стран Ближнего и Среднего Востока Института востоковедения РАН Елена Дунаева объясняет, что целью большинства сторонников протеста является не снос, а смягчение режима. Ведь большая часть иранцев, во-первых, с уважением относится к исламу и ко многим религиозным традициям, а во-вторых, помня о примерах Сирии и Ливии, опасается полного свержения власти и последующего хаоса. В принципе в нынешних требованиях протестующих нет ничего невозможного. Манифестанты выступают за большую свободу для женщин и их возможность активнее участвовать в общественной жизни, за беспрепятственный доступ к зарубежной культуре и за ослабление цензуры, которое позволило бы более свободно получать информацию, в том числе через интернет. При этом участие в протестах в той или иной форме могут принимать до 20% населения, а поддержку реформам высказали три бывших президента Ирана – Мохаммад Хатами, Махмуд Ахмадинежад и Хасан Рухани. Социокультурные требования получили столь значительную поддержку в том числе из-за экономических сложностей, которые в последние годы из-за санкций испытывает Иран и на фоне которых обострилось общественное недовольство. Все вместе социально-экономические факторы привели к тому, что протест охватил всю страну и продолжился в течение долгого времени, а многие демонстранты ради достижения своих целей готовы даже идти на риск тюрьмы или смерти. За время волнений, по данным местных правозащитников, более 350 человек погибли в ходе уличных столкновений, более 15 тысяч были задержаны, а троих иранцев суд приговорил к смертной казни.

Впрочем, как уже говорилось выше, цель протеста – не крах режима, а его побуждение к реформам. Именно поэтому вероятность радикальной смены власти в стране, о которой шли разговоры в разгар народных выступлений, на самом деле невелика. Недаром спецслужбы США не рассматривают нынешние протесты в Иране как пролог к смене режима. Накануне директор Национальной разведки США Эврил Хейнс заявила, что эти протесты не являются непосредственной угрозой стабильности власти. С этой оценкой американской разведки в целом совпал и прогноз научного сотрудника Института востоковедения РАН Владимира Сажина. Учёный выразил уверенность, что ни для переворота сверху, ни для революции снизу условий в Иране нет. У недовольных слоёв населения нет чётко сформулированной установки на смену власти и общих лидеров, а элита достаточно монолитна и в основном придерживается радикально-консервативных воззрений, выступая за сохранение сложившегося порядка. Сажин уточнил, что проблему недовольства иранцев можно решить ослаблением ограничений и реформами, которых добивается более прогрессивная молодёжь. Эксперт указал, что даже если эти выступления удастся подавить, для чего у иранского правительства есть все ресурсы, недовольства позже будет прорываться снова и снова.

Именно в аспекте реакции властей на протест нынешняя ситуация кардинальным образом отличается от предыдущих вспышек народного недовольства. Нынешний президент Ирана Ибрагим Раиси не отличается склонностью к либерализму. До своей победы на президентских выборах он был председателем верховного суда и выносил в том числе смертные приговоры, и именно после его прихода на пост президента был ужесточён контроль за исламским дресс-кодом и соблюдением других норм шариата. И реакция на протесты изначально была предсказуемой – жестокие разгоны демонстраций, преследования, обвинения в адрес внешних сил и обещания навести порядок жёсткой рукой. Но количественный и географический масштаб выступлений привёл к тому, что начались определённые подвижки властей в сторону уступок, которые в настоящее время переросли в значимые изменения. Иранское руководство решило упразднить полицию нравов, из-за которой и началась нынешняя волна протестов. Эти подразделения «блюстителей исламской этики», следившие за соблюдением норм шариата гражданами, действительно слабо соотносились с принципами правового государства. Как заметил генпрокурор Ирана Мохаммад Джафар Монтазери, полиция нравов не имела ничего общего с судебной системой. Более того, парламент и судебные органы Ирана рассматривают возможность внести коррективы в закон о дресс-коде для женщин и, возможно, даже отменить обязательное ношение хиджаба. Президент Раиси признал, что хотя исламские основы Ирана внесены в конституцию, методы их реализации могут быть гибкими. Более прозрачного намёка на грядущие послабления из уст убеждённого консерватора сложно себе представить.

В том, что иранский режим ради восстановления стабильности готов идти на уступки гражданам и смягчить характер ограничений, заключается хорошая новость для России и российско-иранских отношений. Сегодня Иран, находящийся, как и РФ, под жёсткими международными санкциями, вынужденно стал одним из ближайших и ключевых технологических, торговых и транспортно-логистических партнёров РФ. В настоящее время подтверждено развитие российско-иранского сотрудничества в сфере нефтегазодобычи и нефтехимии, транспортного машиностроения, фармацевтики, автомобильной промышленности и даже альтернативной энергетики. Так, российские компании собираются участвовать в строительстве солнечных электростанций на севере Ирана, страдающем от энергодефицита. Страны ведут переговоры о совместной разработке нефтяных месторождений и прокладке маршрутов по поставке углеводородов в Южную Азию. Также Иран может поделиться своим богатым опытом торговли нефтью в условиях западных санкций. Иранские автомобилестроительные компании готовятся насыщать российский авторынок в условиях ухода многих иностранных брендов. Также РФ рассчитывает проложить транспортный коридор для транзита товаров от Персидского залива до портов на Балтике и обратно.

Иными словами, значение партнёрства с Ираном для России сейчас сложно переоценить. И поэтому Москва крайне заинтересована в стабильности в этой стране. Если бы протесты продолжили нарастать и привели к смене режима или безвластию, о солнечных электростанциях и поставках автомобилей наверняка пришлось бы, как минимум на время, забыть. С этой точки зрения можно только приветствовать тот факт, что иранские власти стали нивелировать недовольство не только через полицейские меры, но и путём такого опосредованного диалога с населением и некоторых уступок. Это уменьшает угрозу тем грандиозным планам двустороннего сотрудничества, которые РФ и Иран построили за последние месяцы.

Кроме того, у самого Ирана, по-видимому, в ближайшее время также не появится других кандидатов в ключевые партнёры. Сегодня спецпосланник администрации президента США по Ирану Роберт Малли сказал журналистам, что Вашингтон должен будет сконцентрироваться не на достижении соглашения по иранской ядерной программе, а на срыве поставок иранского вооружения в Россию. Из слов дипломата следует, что в ближайшей перспективе не стоит ждать заключения ядерной сделки и, соответственно, снятия западных санкций. А значит и в торгово-экономической сфере у Ирана не появится более выгодных предложений, чем российские. Умиротворение протестов посредством смягчения социальных ограничений хорошо вписывается в этот статус-кво, который позволит России разрабатывать долгосрочные проекты с Ираном, не слишком опасаясь возможности кардинального разворота иранского политического и экономического курса.

Алексей Черников