Накануне коронации Карла III официальный Дели взорвал мировую прессу требованием к Великобритании вернуть похищенные в колониальные годы национальные культурные сокровища. Журналистов возбудило не только то, что в список требований входит легендарный бриллиант Кох-и-Нур, но и общая сумма, в которую оцениваются тысячи подлежащих репатриации предметов: ни много, ни мало 45 трлн долларов.

Это не первое подобное требование Индии. Более того, различные страны, бывшие прежде колониями европейцев, десятилетиями требуют от экс-метрополий возвращения бесценных артефактов. Помимо лондонского Британского музея, подобные запросы получают Лувр и нью-йоркский Метрополитен, а также менее крупные бывшие владельцы колоний – Бельгия, Нидерланды, Германия – не избавлены от подобных претензий.

В частности, Египет давно и пока безуспешно требует от Германии вернуть хранящийся в берлинском Египетском музее Берлина бюст Нефертити, не менее ценный, чем знаменитый алмаз. Однако немецкие музейщики отказываются возвращать бюст на родину, даже на короткое время.

Греция, не один десяток лет настаивает на возвращении так называемых «мраморов Элгина»: некогда украшавших Парфенон статуй и фризов, а также других артефактов, в свое время вывезенных из Эллады британским посланником лордом Элгином. Пока эти требования остаются втуне: Британский музей утверждает, что эти экспонаты были приобретены законно.

«Законность» приобретения вещей используется музейщиками в качестве аргумента, но их релевантность часто вызывает сомнения. Те же греческие артефакты лорд Элгин приобретал, действительно, с согласия местных властей. Однако в то время Грецией управляла оккупировавшая страну Османская империя – и какова же, с точки зрения сего дня легитимность принятых ими решений?

Схожая история произошла со знаменитым бриллиантом, до сих пор красующимся на короне Британской империи. Он, якобы, был преподнесен в дар королеве Виктории наследником индийских махараджей. Только вот наследнику было всего 15 лет, и в Британии он находился, фактически, в качестве заложника.

Однако куда чаще бесценные артефакты попадали в европейские музеи и частные коллекции путем банального воровства. Например, знаменитый Дендерский зодиак был обнаружен «археологами» Наполеона, а позже по инициативе некоего торговца антиквариатом попросту выломан со своего места и доставлен в Париж. Схожая судьба постигла и Розеттский камень, сыгравший, как известно, ключевую роль в расшифровке иероглифов. Последний, кстати, можно сказать, был украден дважды: после битвы при Ватерлоо камень был передан французами победителям-англичанам. Видимо, в качестве репарации.

В начале двадцатого века просто красть местные национальные артефакты стало считаться «неприличным», однако искатели сокровищ т.н. «цивилизованных стран» от своих повадок не отказались. Так, например, немец Людвиг Борхардт разработал целую операцию, чтобы заполучить себе найденный им бюст Нефертити. В то время правительство Египта обязывало археологов передавать национальной «Службе древностей» половину найденных ими объектов. Причем, отбор экспонатов вели инспекторы египетской службы.

Как рассказывает российский египтолог Виктор Солкин, «когда из Каира приехали инспекторы, Борхардт специально затягивал время, организовал пышный обед, развлекал гостей. Сам осмотр найденных памятников начался уже на закате солнца. Ряд эффектных находок был выставлен вперед, чтобы привлечь внимание инспекторов, а бюст Нефертити стоял в темном углу, искаженный наложенными объемами гипса. В итоге комиссия прошла мимо него, выбрав для Египетского музея в Каире другие памятники».

Задержимся еще немного на бюсте знаменитой египетской царицы. Отказывая Египту в передаче экспоната хотя бы на условиях временной аренды, берлинские музейщики ссылались на то, что бесценный экспонат может быть поврежден при транспортировке. Однако сами европейцы, как показывает практика, похоже, не очень церемонятся с чужими артефактами. Тот же Кох-и-Нур, насчитывающий, согласно легенде, не менее пяти тысяч лет, был отправлен королевой на переогранку и потерял почти половину, усохнув со 191 до 108,9 карата. Кстати, и упоминавшиеся «мраморы Элгина» в той же Британии едва не погибли при попытке «реставрации». Количество же экспонатов, навеки сгинувших в запасниках европейских и американских музеев, вовсе не поддается исчислению.

Но все это, можно сказать, лирика. Количество вывезенных из бывших колоний артефактов исчисляется не десятками – сотнями тысяч. Долгие годы эти страны безуспешно требовали их возвращения. Что же изменилось сегодня, почему эти требования вдруг начали вызывать такой ажиотаж? Объяснение тут может быть одно: если прежде бывшие колонии могли лишь унижено просить о возвращении своего национального достояния, в то время как бывшие метрополии спокойно отказывали им под самыми надуманными предлогами, то теперь обстановка уже не та. По мере роста т.н. «развивающихся стран», их экономической значимости, растет и их политический вес.

Усиливающееся давление на музейное сообщество западного «цивилизованного мира» вынуждает хранителей все чаще расставаться с чужими сокровищами. Так, в 2021 г. Нидерланды приняли решение о безусловной репатриации музейных экспонатов из бывших колоний. «По домам» отправятся артефакты из стран Африки, Азии, Южной Америки.

Еще в 2007 г. под угрозой судебного преследования Йельский университет США был вынужден вернуть Перу тысячи экспонатов, относящихся к культуре инков. Понемногу в Грецию возвращаются и детали Парфенона: в марте этого года Ватикан вернул в страну три фрагмента некогда украшавших храм изваяний. Очевидно, рано или поздно придется расставаться с уникальными экспонатами и ведущим европейским музеям.

Британский журналист и писатель индийского происхождения Сатнам Сангера так прокомментировал требование Индии о возврате артефактов: «Когда мы аннексировали части Индии и Бирмы [ныне Мьянма], там были представители наших музеев, чтобы забирать вещи, солдаты забирали награбленное и тоже продавали его. Дело не только в финансовой ценности этих предметов, но и в эмоциональной и религиозной ценности. Эти страны - будущие сверхдержавы или уже являются сверхдержавами, и они не собираются молчать об этом».

Не будут. Как отмечает секретарь министерства культуры Индии Говинд Мохан, репатриация национального достояния – ключевая часть политики премьер-министра страны Нарендры Моди. В рамках этой политики в Индии не только избавляются от оставшихся после британского владычества топонимов и переводят школьное обучение на хинди и другие местные языки, но и полны решимости вернуть себе свою историю в виде ее материального наследия.

Судя по последним событиям, подобной же политики придерживаются и в других развивающихся странах. Подлинный суверенитет без собственной истории не может быть полным.

Илья Никонов